Сегодня моей бабушке исполнилось бы 109.
Пятьдесят лет назад я не знала, что буду жить далеко-предалеко от Саранска. Иначе бы я начала реветь и перестала бы кушать, чем очень расстроила бы бабушку.
Бабушка делала из меня музыканта, потому что, во-первых, "у девочки абсолютный слух", а во-вторых, потому, что правнучка социал-демократа (в его доме работал первый с-д кружок), почётного гражданина города Кунгура, выпускника Томского технологического института, не ленившегося ездить в Петербург на частные уроки музыки к Лядову, "немецкого шпиона", писавшего по памяти для постановок на зоне партитуры классических оперетт и пьес, должна знать ноты как буквы.
И это бабушка выписывала для меня в блокнотик разные интересные факты о музыкантах, художниках и поэтах, и купила огромное чёрное пианино, и заставляла заниматься, контролируя криками из кухни "не халтурь, я не глухая!".
И это бабушка ставила толстые пластинки с красными, зелёными и синими серёдками под крышку радиолы, и мы с ней слушали Лещенко, Виноградова, Шульженко, Козина, Юрьеву, Утёсова, Русланову, ансамбль скрипачей Большого театра, Гилельса и оперные арии.
И это бабушка подсовывала мне столь популярные тогда наборы открыток "Искусство. Живопись" и фотопортреты хороших киноартистов...
Она была жёсткой, категоричной и язвительной - для всех, кроме меня. Соседи не то чтобы боялись ее, но явно недолюбливали - "за правду", хотя всегда уважительно здоровались и называли по имени-отчеству, так что бабой Любой она никогда не была.
А была она...
В 1931 году, в 16 лет, комсомолка Любочка вступила в некую молодежную группу, которая хотела "настоящей, а не товарища Сталина коммунистической идеологии". Молодёжь быстренько разоблачили как контрреволюционную организацию. Хуже всех пришлось родителям ребят - они "ответили" за детей, а один из них, инженер с "Уралмаша", застрелился. И бабушке пришлось жить под постоянным колпаком; говорила, что паспорт выдавали только на полгода, а потом снова надо было получать... Но техникум и институт она закончила. А чтобы выйти замуж, потребовалось разрешение НКВД.
Деда нисколько не смутило, что его невеста - дочь врага народа, и этот красавец-инженер ("из рабочих"), ставший главным энергетиком одного военного завода, женился. По любви.
В 1942 году деда Серафима осудили за якобы устроенную им аварию, но в том же году чудесным образом сняли обвинение. Власть он никогда не любил; его брат - тоже (он пять, кажется, раз сидел, причем, в разных странах). И дальше - жизнь как жизнь, в которой много чего было. Но самым большим счастьем для бабушки стала внучка Иринка, то есть я...
Она так любила меня, что злилась на моего мужа, на своих правнуков - моих сыновей, потому что я принадлежала им, а не ей, и они "не видят, что ли, что Ира устаёт и поэтому такая тощая?"
... Ей было под девяносто, когда она умерла - почти слепая и полубезумная. Я приезжала в Саранск незадолго до её смерти. Она уже не вставала и через раз узнавала даже свою дочь, мою маму. В день отъезда я зашла к бабушке. Думала, спит. Села рядом, смотрела на глубокие тёмные глазницы, морщинистые щёки и вспоминала её другой - молодой и крепкой, с ярким карим взглядом, сидящую под абажуром, потрясающую журналом "Новый мир" и бурно обсуждающую с подругой "Алмазный мой венец" Катаева...
Неожиданно бабушка открыла глаза, УВИДЕЛА меня и почти вытолкнула крик "Иринкааа!.." И залетали над одеялом её маленькие высохшие руки, и я поймала их, наклонилась и прижалась к ним уже мокрой от слёз щекой. "До свидания, бабушка"...- шептала я, зная, что больше её никогда не увижу. - "Спасибо"...
Любочка Мышкина, Любовь Вячеславовна Степанычева, бабушка моя единственная - светлая тебе память...
24 августа 2024 г.
Автор: Ирина Батраченко.