До седьмого класса включительно был я круглым отличником.
Моя фотография висела на школьной Доске Почета и когда мама возвращалась с родительского собрания, то всегда, сияя от счастья, с гордостью рассказывала отцу о моих успехах.
Тут следует быть честным. На собрания такие ходила она редко и неохотно. Уроков у меня никогда не проверяла. В дневник заглядывала лишь тогда, когда в нем нужно было расписаться.
Посему в том, что произошло в дальнейшем, думаю, была и немалая толика ее беспечной доверчивости.
В восьмом классе я крепко сдружился со своим одноклассником Сережкой Проконовым. Серега был крепким парнем с замечательным чувством юмора. Он прилично учился, нравился девчонкам, а его ирония подкупала. Мало того, что мы были с ним в одном классе, так еще и жили в соседних домах.
У нас была своя компания. Все свободное время мы проводили в укромном месте. За столом, окруженным плотными кустами акации. Место это называлось «Институт пути» и со своими рельсами, стрелками и укромными уголками заслуживает отдельного, не этого, рассказа.
Классным руководителем у нас была преподаватель по химии. Как классный она бесцветно занималась классом, а как преподаватель – бесцветно же вела свои уроки. Строго по учебнику.
Чтобы их сын лучше развивался родители, не жалея денег, регулярно выписывали для меня разные умные журналы - «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Юность», и не менее умные газеты – сначала пионерские, потом - комсомольские. Все это я читал запоем – от корки до корки. А потом передавал полученные знания своим преподавателям, задавая им разные вопросы – иногда по делу, иногда – чтобы просто развлечься и потянуть время урока.
Это желание развлечь класс меня и сгубило.
«Химичка», когда я задавал ей вопросы по ее предмету, почерпнутые из умных журналов, начинала, как правило, что-то невнятно мямлить в ответ и краснела.
Народ в классе начинал хохотать, она злилась и, в конце концов, возненавидела меня всеми фибрами своей души.
Что сразу же отразилось на моей успеваемости.
Я мог нарочно выучить урок, но больше тройки она мне не ставила.
Это было замечено и моими одноклассниками. И вызывало их здоровое возмущение.
Вскоре, и я «химичку», а вместе с ней и химию, уважать перестал.
И стал прогуливать ее уроки, а потом и собрания, и мероприятия, ею проводимые.
Серега меня с удовольствием поддержал и вскоре в учебное время мы стали завсегдатаями отдела «Филателия» магазина «Детский мир», кинотеатра «Форум» на Садовом кольце и других не менее "злачных" мест.
Обрадованная классная с энтузиазмом, требующим лучшего применения, стала формировать среди преподавателей негативное мнение о нас. А мы помогали ей, как могли.
К выпуску из восьмого класса для аттестата о неполном среднем образовании мною были приготовлены целых три тройки. И одна четверка – по поведению. Вторая четверка заслуженно "светила" Сереге.
"Хорошо" по поведению – история особая. В те времена такая отметка ложилась черным пятном на репутацию школы. И несмываемым клеймом – на судьбу того, кто ее получил. С такой отметкой, как нам было строго и не без удовольствия сказано классным руководителем, нас теперь могут принять только в тюрьму.
Обескураженные и огорченные преподаватели русского и литературы, английского и истории стали умолять педсовет дать нам с Серегой шанс исправиться.
И шанс этот был нам великодушно представлен вместе с поручением выкрасить полы в кабинете химии. Кабинет этот находился на последнем этаже школы - рядом с конференцзалом.
Учебный год закончился. В школе было непривычно тихо. Было выдано все необходимое, и мы без энтузиазма приступили к делу. Класс был большим, как и все остальное в типовых советских школах сталинского проекта – богатых и помпезных. В холле перед конференц-залом был постелен паркет, который регулярно покрывали мастикой и полировали специальной машиной. На покраску ушло несколько дней.
Технология была проста и теоретически знакома. Мы красили, сидя на корточках, кусок пола, потом выбегали в холл отдохнуть и отдышаться. Снова красили. И снова выбегали. И в один прекрасный, как нам показалось, день закончили.
Докрасив порог, мы удовлетворенно сложили на газету, постеленную в уголке холла, банки с остатками краски и растворителя, кисточки, куски ветоши, перчатки. А чтобы убедиться, что собрали и убрали все, включили в холле свет.
И онемели от ужаса.
И оцепенели.
И может быть даже, поседели, не заметив этого тогда в силу своей природной светловолосости.
И было отчего.
Весь паркетный пол – этот холеный и лелеянный паркетный пол, был местами уляпан основательно засохшей красной масляной краской, которую мы, оказывается, постоянно выносили на подошвах своих ботинок во время наших «перекуров». Отчаянные попытки оттереть краску растворителем, а потом – и отскоблить ее ножом, ни к чему хорошему не привели. Зато на полу появились светлые безобразные пятна, которые стало видно даже при выключенном свете.
И тогда мы проявили смекалку.
Не сговариваясь, не проронив ни слова, мы необычайно быстро выкрасили пол в холле. Он снова стал красивым. И паркетины легко просматривались под ровным глянцевым слоем краски.
Спустившись вниз, мы позвонили с дежурного телефона своей «работодательнице», живущей неподалеку, и сообщили ей, что все готово.
Долго ждать не пришлось.
Когда, поднявшись на пятый этаж, классная поняла, что до класса ей не дойти – мешала свежая краска в холле, она тоже онемела от ужаса.
И тоже оцепенела.
И может быть, даже, тоже поседела.
Все остальное происходило в полной тишине.
Она молча достала из сумочки наши аттестаты, написала в них что-то и молча отдала нам.
Получив аттестаты и не проронив ни слова, мы спустились вниз.
Выйдя на улицу и, все еще надеясь на чудо, мы бережно открыли их и окончательно убедились, что трудились зря.
P.S. Во время моей учебы в Московском институте химического машиностроения, словно доказывая что-то своей классной, на органической химии был я отличником. И когда, бывало, хвалил меня преподаватель перед всей группой за успехи мои, я мысленно показывал химичке нашей язык и сильно жалел, что не видит она меня в этот момент.
Автор: Алекс Шуваевский.