ЕЩЕ ПОЛЕТАЕМ…
Видно, мне так и жить на ветру,
приручая неласковый ветер,
c тихой верой, что истинный друг —
только тот, кто за друга в ответе,
и, улыбку на память даря,
сам прикроет собой непогоду,
скорбный путь неприметно торя
и в огне погибая без брода.
Пониманию нету цены,
и на сдачу не купишь удачи,
только знаю, что слишком ценны
все ответы к несложной задаче,
перемножившей случай на два
и мечтавшей о нужном «четыре»,
но не сладившей с чувством едва
в озлоблённо-бесчувственном мире.
Вот и бьёшься, как пыль на ветру,
натыкаясь на голые стены,
«мудренее» — шепча по утру,
от измены живя до измены.
Впрочем, с ветром печаль веселей
и азартней нахальные мысли,
в такт твердящие ветру: «Смелей,
мы ещё полетаем... при жизни...»
БЫЛ ТРЕТИЙ ЧАС…
Был третий час, когда я вышел в сад.
Стояла ночь душиста и нежна.
Звенел в кустах надсадный хор цикад,
забыв про хмель предутреннего сна.
Шуршали ветки, путаясь во тьме,
и вторил им разросшийся газон,
достигший долгожданного акме
в надежде на целительный озон.
Фонарь Луны светился в облаках,
рассеребрив ночную черноту,
где аромат, неведомый пока,
смешал в купаж лаванду и батун.
А надо всем — алмазов волшебство
в покоях необъятной глубины...
Так возникал забытый статус кво
и вечный Мир без мира и войны.
ТАК УЖ ВЫШЛО…
Почти что чёрной стала пижма,
золотоносности лишившись,
поскольку — осень, так уж вышло,
пришла на смену дням отжившим
цветного радостного лета
и бесшабашности звенящей
в оврагах, солнцем разогретых,
с букетом запахов пьянящих,
объединившим расторопшу,
кипрей, цикорий и ромашку
с душицей из соседней рощи
и вездесущей терпкой кашкой
в один медово-пряный воздух
с добавкой донника и пижмы,
из всех поникшей самой поздней,
поскольку — осень, так уж вышло...
МОЙ НЕПРИКАЯННЫЙ МИРОК
Кусок от шкафа до стола -
мирок мой древний
определивший на года
судьбы потребность
соизмерять все "да" и "нет"
с пространством мысли,
упорно ищущей ответ
меж дном и высью,
где приснопамятный пророк,
водитель стада,
вкушал завещанный урок
себе в награду.
В познаньи света не видать,
лишь скорбь с печалью.
Когда бы в небе не витал,
по умолчанью
дано лишь то, что можешь взять,
покуда понял.
От аза смыслы и до ять -
доступны, кроме
непостижения тонов
от белых к чёрным.
Предел презумпции основ
подобен тёрну.
Венок не моден, как всегда,
и пахнет кровью.
Кому - игра, кому - беда.
Над послесловьем
склонился кто-то и молчит
и смотрит в Книгу.
За ним - огонь. И палачи
плетут интригу.
Мой неприкаянный мирок
четыре на три
невольно отбывает срок
в больном театре.
Автор: Аркадий Паранский.